Пределы власти

Этот пост был опубликован в the Huffington Post 6 мая 2016 года.

Трудно что-то изменить в демократическом обществе. Люди имеют свое мнение по поводу того, что и как должно быть сделано. И поскольку они голосуют, к их мнению прислушиваются. Для того, чтобы произошли существенные изменения, все центры власти, которым нужно взаимодействовать для того, чтобы преобразования осуществились, должны согласиться с этим.

Как этого добиться?

Ситуация должна зайти настолько далеко, чтобы те, кто выступал против изменений, нашли личную выгоду в сотрудничестве. И это произойдет тогда, когда дела будут обстоять настолько плохо, что единственной альтернативой будет пойти на уступки друг другу и перестать возражать.
 

Это объясняет, почему макроэкономические, социальные и экономические изменения в демократическом обществе происходят так медленно, и почему их начинают реализовывать только после нешуточного ухудшения положения.

Ряд реформ под названием «Новый курс» появился только тогда, когда потребовалось вырваться из глубокого кризиса.

Чтобы уменьшить зависимость от вмешательства со стороны правительства в экономические инициативы, обществу приходится испытывать крупные потрясения.

Для того, чтобы вступить в войну, Соединенным Штатам потребовался Перл-Харбор.

Понадобились жизни тысяч солдат перед тем, как американские войска вышли из Вьетнама, Ирака или Афганистана. Сколько еще войн нужно, чтобы перестать воевать ради решения проблем других людей и, наконец, сосредоточиться на домашних проблемах?

Демократия – неэффективная система. Для того, чтобы внедрить изменения, требуется много времени. Чего нельзя сказать о диктатуре. Сталин депортировал миллионы людей из одной части Советского Союза в другую. Немцев в Казахстан. Татар в Татарстан. Он протолкнул коллективизацию сельского хозяйства, несмотря на то, что это привело к массовому голоду и смерти миллионов людей в Украине. Тот, кто протестовал, был сослан в Сибирь.



То, что происходит в демократическом обществе, не во всех случаях походит на то, чего хотят лидеры. В игру вступают политические силы, и в действительности происходит не то, что решили лидеры, а то, что могло быть осуществлено по политическим соображениям.

Таким образом, вы можете подумать, что правильное решение - это диктатура. Диктаторы добиваются изменений. Именно так управляют корпорациями. СЕО принимают и обеспечивают исполнение своих решений. Увольняют людей. Проводят сокращения. Объединяют подразделения. Продают их. Покупают и продают по своему усмотрению.

Да?

Нет!

Диктаторы также ограничены во власти. И это власть, которой они пользуются и которую не хотят терять. Они могут оказывать давление только до тех пор, пока не возникнет противодействие. Своего рода революция. Их выгоняют. Или казнят по примеру правителя Румынии или как Каддафи в Ливии.

Или подкидывают бомбу, чтобы взорвать, как это случилось с Гитлером. Даже Сталин жил в постоянном страхе быть отравленным.

Многие из действий Путина можно объяснить, как реакцию на страх потерять власть. Евромайдан в Украине был восстанием против коррупции. Оно могло перекинуться и на Москву, в которой также есть коррупция. Путин должен был совершить героический поступок, чтобы защитить свою власть. Таким образом, он захватил Крым. Потом произошло восстание людей, говорящих на русском языке и населяющих восточную часть Украины. Он должен был посодействовать им. Они – русские, которые живут в Украине (или украинцы, которые говорят на русском языке). Неважно, ему пришлось поддержать их, иначе он бы не стал русским героем, и его кресло могло зашататься.

Зачем вступать в войну с Сирией? Для того, чтобы отвлечь внимание российского народа от экономического кризиса, сложившегося в России в результате действий Путина. Опять же, чтобы предотвратить угрозу трону.

Не существует поступков без причины. И причина может быть завуалированной. Но это причина.

В любой среде существуют свои границы, и мы должны уяснить эти границы, если хотим изменить поведение.

Просто мои мысли.

Пожалуйста, обратите внимание. Точка зрения, представленная в данной статье – это личный взгляд доктора Ицхака Кальдерона Адизеса, и его мнение не всегда отображает позицию Института Адизеса или его сотрудников.